Война, какая она есть.

Вновь приобретённые территории…. От Бахмута и Соледара, до предместий Покровска; от знойных степей Запорожья до севера ЛНР — Кременной, где густые сосновые леса. Всё это недавно, (а некоторые городки и сёла буквально недели или дни назад) принадлежало государству Украина, с культурой насаждения ненависти к России. Да они и были этой самой Украиной.

Там где война прошла бульдозером, мирным стало не до политики, а где отгремела вдали, почти не тронув, где на администрации просто сменили флаг на триколор, и даже участковый остался прежним, там ещё не наигрались, говорят — «мы Россия», а в глазах читается иное. Да и в тяжёлых местах, где война смела всё, люди тоже бывают разные — многие обнимаются, плачут, а кто-то тоже плачет, но мысленно проклинает тебя, пока его вывозишь, пока передашь ему лекарство. Потому что ты в его глазах представляешь страну из-за которой сгорел его дом и погибли родные. И мы их не осуждаем. На войне тысяча правд, а вернее — нет никакой правды, она здесь заканчивается.

Когда вникаешь, многое уже не вызывает патриотического умиления. Некоторые мужчины и их семьи остаются переживать по подвалам штурм города, не потому что мечтают оказаться в России, и с восторгом Маяковского получить красный паспорт РФ, а просто потому, что при эвакуации на Украину их неизбежно ждёт ТЦК, от которого они здесь так долго прятались. Другие действительно ждут. Но никому и никогда об этом не говорили. Коменданты в прифронтовых городках проверяли лояльность населения просто — при выдаче гуманитарного пайка каждый житель должен был сказать — «слава украине». Понятно, что многие говорили это с дулей в кармане. Но были единицы, для которых эти, всего лишь слова, были крайне важны, они словно являлись лакмусовой бумажкой личного предательства, их нельзя было произносить. И они вообще не ходили получать американскую и польскую тушёнки, перебиваясь, как могли у соседей. Только ради этих людей уже стоит сюда приезжать. Да и остальные тоже ЛЮДИ, которым выпала слишком горькая судьба и слишком сильные для простого человека испытания. Поэтому не важно, как к нам кто-то в душе относится, мы помогаем всем.

О помощи. Жители Украинска и Заряновки (Покровское направление) попросили хлеб, батоны. Всего 370 человек. В Донецке есть пекарня, заказываем у них 1480 батонов в месяц, чтобы люди получали батон в неделю на человека. Развозим, или сами, или вместе с командой Екатерины Мезиновой. Как друзья, осилим? Воду в Кураховку наладили на постоянной основе.

По Дзержинску. Остаются люди. Военные их выводят постепенно, по возможности. Кто-то уходит сам. В этом случае есть дополнительные риски, могут запросто стрельнуть свои. Выходить лучше с военными, которые знают дорожки. Выезжаем 12го июня. Товарищ наш ещё на «рюмке», состояние тяжёлое.

*

Дзержинск. (Торецк). Истории его жителей: тех, которым удалось покинуть его чуть раньше и сейчас, уникальны и похожи одновременно. Жизнь в мёртвом городе, где только два цвета — чёрный от обугленных развалин, и белый от снега зимой, где на снегу не найдёшь ни одного следа. Практически все с кем разговаривали, потеряли своих близких, все прятались по подвалам, погребам, не зная о существовании друг друга. Фонарики не включали ночью даже в помещении. И когда горел дом, в котором они прятались, переходили в другой, который через неделю горел тоже. Макаронов и круп хватало — раньше гуманитарка шла в город без перебоев, позволяя сделать запасы. Следуя золотому правилу — «никогда не держи всё в одном месте», люди делали по несколько тайников с продуктами. Воды не было, собирали дождевую, зимой топили снег. Очень хотелось чая, но чая не было — заваривали веточки вишни и абрикосов. Женщина, которую мы вывозили, как-то заваривала такой чай на летней кухне, и это её спасло. Снаряд прилетел точно в дом.

Соседи достали из-под завалов тело её мужа и сына, и когда доставали, она отвернулась, зная цену великому самообману — если не видела родных мертвыми, они останутся в памяти живыми навсегда. И когда соседи закапывали их — тоже не смотрела. Позже, когда уже выпадет первый снег, на сороковой день, она решится пойти на их могилу с одной женщиной. Женщине по пути посечет ноги осколками с дрона, а она доберётся, найдёт под снегом неувядшие бутоны роз с куста, положит их на могилу, и будет гладить землю в снегу и говорить с дочерью в далёком Подмосковье, словно по телефону  — «Видишь, доченька, вот твои папа и брат, а я рядом, и у меня всё хорошо…».

У одной верующий женщины прятались русские разведчики. Их было четверо. В этом погребе проживали ещё две женщины, потерявшие свои семьи и дома. Первое время разведчики не выпускали их на улицу, не доверяли. Подкрепление, которое должно было придти к разведчикам — отсекли. Иногда к разведчикам прилетал коптер, сбрасывал им батарейки для рации, сигареты, баночку тушёнки. Они постоянно уходили по каким-то делам и в один из приходов привели с собой ещё троих русских — обожженных до костей, со сгоревшими руками и лицами. И одна из женщин, которая плохо ходила из-за воспаленного артрита, ухаживала за ними, и поила умирающего сливовым компотом из закатки с погреба, из рта в рот, как кормят раненую птицу.

А потом их обнаружили. По дому начала работать артилерия. Верующую убило. Они прятались в погребе, когда дом загорелся. Командир тогда принял решение уходить в другой дом в конце улицы, уходить двумя группами из разных выходов. Выбегали прямо из огня. Женщина, которая плохо ходила, шла за командиром, что стало с другой группой она не знала, кругом гремело. Командир подождал её, чтобы помочь перелезть дырку в заборе, но тут вокруг вроде, как много людей весело захлопали в ладоши; командир обернулся чтобы что-то сказать, а в следующую секунду оказалось, что он уже лежит на земле, и кровь. Она всхлипывая, оказалась в какой-то то канаве и ползала там не зная, что делать, но не хотела уходить от командира. Автоматы били, казалось, со всех сторон. Потом, когда утихло, она подползла к нему и стала молча тянуть за рукав, но он не реагировал. Рядом валялась рация, но она не знала как ей пользоваться. Ночевала в каком то сарае без крыши, надеясь, что за телами командира и остальных разведчиков кто-то придёт: она не хотела оставаться в этом городе-призраке совершенно одна. Возле входа в сарай лежала вроде куча вещей, а сверху — полушубок. Боясь идти, боясь, что её засекут дроны, она подползла к этой куче, взяла полушубок и замерла на месте. За полушубком находилось лицо человека, молодого, недавно погибшего, ещё без признаков тления, и как ей показалось это лицо было невероятно красиво. Кто-то прикрыл парня полушубком. И она не посмела его взять. Потом её контузило, а потом её вывели военные по лесопосадке, заваленной телам мирных и военных в истлевшем «мультикаме». А потом её вывезли на границу, и там она начала плакать, вначале тихонько, а потом навзрыд, как маленькая девчонка.

@bch3by