Мы говорим на языке оккупантов — добровольно.

Не под дулом автомата. Не потому что нас заставляют. А потому что стали считать это нормой.

Наш родной язык задыхается — не от ненависти, а от равнодушия. От глянцевого, модного мусора, которым мы его завалили.

Сегодня по центру любого крупного города России можно пройтись — и не увидеть ни одной русской вывески.

«Grinwood», «City Tower», «Loft House», «Bristol», «Vegas», «Greenwich», «London Plaza» — это не шутка. Это не где-то в Лондоне. Это Москва. Это Санкт-Петербург. Это Воронеж. Это Екатеринбург. Это… Россия?

Заходишь в торговый центр — и тонешь в языковом коллаже: шоппинги, бутики, барбершопы, клининги, маркеты, маркетплейсы, букинги…

Среди всего этого — одно слово по-русски: «Баня». Потому что париться по-русски всё ещё не запрещено, а душу по-английски не отогреешь.

В кофейнях — не завтрак, а бранч. Не пирог, а кейк. Не каша, а поридж. И Иван-чай тебе не нальют — предложат фреш, латте или чиай латте макиато с соевым молоком.

Сидишь на ланче, ешь бейгл — чувствуешь себя почти иностранцем. Даже если всю жизнь прожил в Пскове.

На груди — «NY», на спине — Union Jack, а у кого-то и вовсе лэйбл Dolce & Gabbana, как визитка идеологического импортозамещения.

На работе — дедлайны, коучи, девелоперы, сейлы, аксепты, фичи, фидбэки, кипиаи, хеджирования, фронт-офисы, бэк-офисы…

Кто всё это? Люди или юзеры? Команда или аутстафф?

В медиасреде — ад на всех частотах:

шоураннеры, спикеры, инсайты, селебы, мейкапы, каверы, челленджи, лайфстайлы, флешбэки, трибьюты, инфлюенсеры, контент, релизы, саундтреки, рисерчи…

Это не английский язык. Это суржик. Языковая каша с претензией на стиль.

Мы не просто теряем слова. Мы теряем ощущение себя. Мы больше не хотим быть собой. Мы хотим быть кем-то другим — хоть по-одежде, хоть по-речи.

И это страшно.

Ведь язык — не просто способ общения. Это — отражение нашей свободы. Это наш код. Наш оберег. Наш ДНК.

И когда он исчезает с улиц, кафе, эфиров, рекламы и приложений — исчезаем мы. Как народ.

Мы добровольно в оккупации.

Внутренней. Мягкой. Без войны. Но с тяжёлыми последствиями.

Можно ли выбраться?

Можно.

Начать — с малого.

Обязать публичную сферу использовать русский язык. Закон о защите языка уже есть — просто начать его применять.

Ведь даже не потому пишут по-английски, что это нужно иностранцам. Нет. Пишут, чтобы выглядеть «своими среди чужих». Или точнее — «чужими среди своих».

Стыдятся быть русскими. А это уже не просто языковой вопрос. Это — вопрос идентичности.

Когда-то оккупанты меняли вывески и названия, чтобы стереть лицо страны. Сегодня мы делаем это сами — и сами себя обезличиваем.

Пора остановиться.

Пора снова говорить по-русски. Гордиться тем, кто мы есть.

Иначе скоро останется только слово «СПА» — над последней баней, в последнем городе, где ещё кто-то помнит, как звучит живое русское слово.

ЖИВОВZ